«Секретные материалы 20 века» №26(464), 2016

Нептуновы торжества

Валерий Колодяжный журналист Санкт-Петербург

Праздник Нептуна при пересечении экватора – традиционное флотское представление. Рассказы просоленных моряков, каков бы ни был повод, данной традиции коснутся непременно. Бывалые мореманы обязательно поведают про Нептуна, Русалку, чертей и про остальное скопище нечистой силы в свите морского владыки. Расскажут и о некой охранной грамоте – то есть свидетельстве об однажды пройденном экваториальном крещении, и о том, что при наличии такой грамоты обладателя, дескать, второй раз не крестят.

«НАДУМАННЫЙ ПРАЗДНИК»

Земные полушария разнятся. Они отличаются друг от друга очень многим. Чтобы убедиться в этом, не нужно примечать, в какую сторону закручивается воронка водяного слива, или, напряженно прищурившись, всматриваться в звездное небо, отыскивая Полярную или Южный Крест. Достаточно бросить беглый взгляд на карту планеты и заметить, что к Северному полюсу континенты выходят широким фронтом, а к Южному – узкими, заостренными мысами. Или что приполюсный арктический район – это обширная океанская котловина, окруженная сушей, тогда как на Южном полюсе простирается огромный ледяной континент, омываемый океаном, который иногда называют Южным. То есть все наоборот.

А потому всякий путешествующий при достижении нулевой широты и переходе из одного полушария в другое стремится данное событие как-то отметить. На суше это непременная фотография ногами в разных полушариях, как в Эквадоре, возле экваториального монумента, что установлен в районе вулкана Пичинча, вблизи столицы Кито. В воздухе при пересечении экватора на самолете тоже осуществляются определенные ритуальные действия. Что касается океана, то там с давних пор устраивается самодеятельное представление, именуемое праздником Нептуна, когда морской владыка собственным явлением удостаивает судно и благословляет экипаж на плавание в другом полушарии.

Экваториальный спектакль делается хоть и силами корабельной команды, тем самым напоминая веселый капустник, но требует, помимо репетиций, основательной материальной подготовки. В силу этого на судне, когда программа рейса становится известной и предстоящее пересечение экватора делается очевидным, заблаговременно приготовляются инженерные и технические детали будущей вакханалии, определяется круг действующих лиц, а для вручения каждому моряку заблаговременно готовятся Нептуновы грамоты. При этом следует добавить, что поскольку переход экватора признается событием выдающимся не только средь плавающей братии, то памятные свидетельства вручаются ступившему и на сухопутную нулевую параллель. Только вместо морского владыки духовным свидетелем в данном случае выступает, скажем, древнеиндейский бог солнца Инти (в Южной Америке).

Что до морских традиций, то они вроде бы представляются незыблемыми. Однако, невзирая на кажущуюся обязательность Нептунова праздника, при организации этого спектакля случались и недоразумения. В старые времена такое происходило из-за несовершенства способов определения места в океане. Действительно, ведь нужна информация, где находится корабль, хотя бы для того, чтобы знать, пересек он сакральную линию или еще нет. Именно так произошло в знаменитом походе фрегата «Паллада» (первая половина 1850-х). В один из дней, измерив высоты солнца, корабельные офицеры вычислили, что их судно давно уже, оказывается, плывет в Южном полушарии! А коль так, то командир фрегата Унковский велел экваториального действа не учинять – тем более задним числом. На что бывший в том плавании писатель Гончаров одобрительно заметил, что праздник этот неестественный, надуманный и большого ущерба от его отмены не случится. И точно: ущерба и впрямь не было, однако и успех не сопутствовал дипломатической миссии «Паллады». Подписанный в ходе экспедиции Симодский трактат на века воздвиг камень преткновения. Часть Курильской гряды, от Итурупа и южнее, в трактате признавалась владениями Японии, в результате чего Россия по сей день не имеет со Страной восходящего солнца мирного договора.

Бывали и иные причины отмены праздника. Так, через сто с лишним лет после «Паллады» океанографическое судно «Василий Головнин» из северной тропической зоны Атлантики, где находился район научных исследований, было внезапно и в нарушение плана рейса отправлено по ту сторону экватора – в погоню за падающим советским спутником, снабженным ядерной энергетической установкой. Советская пресса, как водится, гневно успокаивала мир, что, мол, наши спутники не падают и никаких атомных агрегатов на падающем объекте нет!.. Поскольку переход экватора при подготовке плавания не предполагался и судно к Нептуновым торжествам готово не было, то капитан Часовской, так же как некогда Унковский, принял решение экваториальное крещение не проводить. И вот результат: у «Головнина» в тот раз вообще ничего не вышло, сам забег в Южное полушарие оказался напрасным. Расчет ленинских лауреатов оказался удивительно точным. Мирно пашущий советский спутник рухнул не как ожидалось, в воды Южной Атлантики, на широте Анголы, куда был экстренно отряжен «Головнин», а шлепнулся в трясину канадских болот, что в Северном полушарии. Впрочем, это чепуха: шарик-то маленький! Может, и в самом деле это мелочь, да только практика показывает, что, вообще-то, богов – морского ли, солнечного – лучше не гневить и, нарушая старые традиции, уважением не обходить.

ТРАДИЦИЯ ИЛИ НОВШЕСТВО?

При этом надо заметить, что очевидная бесклассовость, более того – выраженная безыдейность и буржуазный мистицизм экваториального действа были подмечены советскими групповодами. Действительно, товарищи, какой-то там у них, понимаете, морской бог! Какие-то не совсем наши черти и прочий идейно шаткий элемент вроде русалки… Этого еще не хватало! И главное, сами термины: «владыка», «благословлять», «напутствовать» – не из обоймы социалистического реализма! Весь этот балаган не вписывался в несгибаемый стержень государственной идеологии. А потому карнавальную Нептунову традицию хмурые политруки попытались если не искоренить, то максимальным образом осерьезить и направить в материалистическое русло. Для этого экваториальные представления были отданы на откуп первым помощникам капитана – помполитам, чтобы легкому капустнику придать нужную окраску. Между прочим, это оказалось не так уж просто, и Нептунов праздник рабоче-крестьянским у насупленных комиссаров не получился. Могучей власти, господствовавшей не только на шестой части суши, но и на хлябях океанских, старую морскую традицию устранить не удалось.

Хотя как сказать… Наша страна воистину удивительная! Давно ли, казалось, пускали в расход священников? Еще дымки из стволов не рассеялись… Динамитом вздымали на воздух древние монастыри и бросали в холодную за нательный крестик? Но чудо! Что-то там у них щелкнуло, как сразу сменился строй, сменилась власть, сменилась идеология. И стоило высоким руководителям, прежде положившим немало сил на борьбу с «религиозным опиумом», начать по праздникам стаивать на папертях и подтягивать на клиросах, как и само государство вдруг обернулось густопсово «православным», причем истово, до дрожи. Только власяниц и вериг не хватало, а так – готовые стигматики! И, как это часто случается с ренегатами, наиболее прыткие и расторопные, коих всегда в достатке, начали с подозрением поглядывать на прежние обычаи: в достаточной ли мере они канонические? И вот муниципальные власти затерянной среди воронежских степей Россоши старый морской праздник Нептуна вдруг признали языческим и подлежащим решительному искоренению из истинно православной советской жизни. Дескать, в настоящей России никогда такого не справляли!

А в самом деле – справляли ли? Существовала ли традиция Нептунова празднества в прежние времена? Вроде бы в те далекие эпохи, когда наша страна действительно была христианской, подобное языческое действо не было возможным. Но так ли это? И как тогда быть с дневниковой записью, сделанной русским кругосветным моряком Афоничевым, из белозерских крестьян, во второй половине позапрошлого века?

«4 декабря переходили экватор, переход был следующий: несколько матросов нарядились арапами, а один Нептуном, которого в старину звали морской бог. Для Нептуна нарядили жену и двух воинов. Арапы и воины были полунагими. Раскрашены в черный цвет арапы, а воины разными красками. Нептуна с женой посадили в десантную тележку, и арапы повезли их на шханци, а впереди шли наряженные музыканты, играли в бубен, горн и барабан. Господа офицеры все были на мостике. Вот Нептун и спрашивает: «По какому праву идут по его области?» и т. д. Затем наряженные плясали «Комаринского». А в это время приготовили воды в оружейных чехлах и всех начали купать, прямо в одежде. Так делают на всех судах, переходящих экватор, отдают честь морскому богу, кто в воду сам не шел, того окачивали из паровых помп. Ни один человек сухим не остается, даже обливают господ офицеров, если они первый раз идут через экватор».

ЦАРЬ МАКСИМИЛИАН

В матросской рукописи нетрудно отыскать и другие свидетельства самодеятельного творчества русских моряков – представлений, проводившихся в Рождество, Новый год и на Пасху. Вот как описывает Афоничев празднования, устроенные на клипере «Крейсер» в 1890 году:

«Первого апреля праздник Светлого Христова Воскресения, на судне была веселая гулянка, представляли царя Максимильяна. Бегали в мешках, кто вперед прибежит, тот получает тельную рубашку. Варили пунш…

25 декабря Рождество Христово, в 12 часов дня салютовали из пушки Гочкиса 31 выстрел. Команде варили пунш. 26, 27 декабря тоже праздновали. Матросы представляли царя Максимильяна, черного ворона, лодочку и разные пантомимы. Ветер лучше. 28, 29 декабря были парусные учения. 30, 31 декабря идем по Индийскому океану, погода хорошая, тепло, все в белом белье и босые».

Как это понять: «представляли царя Максимильяна»? И что за имя – Максимилиан? В русской истории такого царя не было, кроме разве что члена императорской фамилии потомка Наполеона герцога Максимилиана Лейхтенбергского, чье имя сохранилось в названии Максимилиановской лечебницы, что на Вознесенском проспекте Петербурга.

А может, Максимилиан – это нечто древнее, библейское? Оказывается, данное явление не ветхозаветное, а из истории новой. «Царь Максимилиан» – народная драма, самодеятельный лубочный спектакль, известный главным образом в западных российских губерниях. Некогда он был популярен у простонародья, и в частности в солдатских и матросских коллективах. Ныне забытое, это представление в свое время было очень популярно – по крайней мере, на флоте – настолько, что по Максимилианову сюжету устраивался самодеятельный, чаще всего рождественский или пасхальный корабельный спектакль, особо любимый моряками старого флота. В то же время ни у Ивана Гончарова, ни в относящихся к 1860-м годам морских рассказах Константина Станюковича («Рождественская ночь», «Светлый праздник») ни о каком «Царе Максимилиане» упоминаний нет. Странно. Может, данная традиция возникла позднее, в 1870–1880-е годы? Во всяком случае, унтер-офицер Афоничев, как можно видеть, пишет о данном представлении как о чем-то устоявшемся, традиционном.

Некоторые исследователи склонны относить зарождение Максимилианова представления к XVII столетию, а другие – к следующему, восемнадцатому. Возможно, правы вторые, ибо сюжет этой народной драмы опирается на разыгравшуюся в начале того века драму царя Петра и его несчастного сына Алексея. Однако не стоит забывать, что в основу «Царя Максимилиана» с равным успехом могли быть положены обстоятельства убийства царевича Ивана своим грозным отцом – сюжет отчасти мифологический, но тоже волновавший русское общество своей поры. Надо вообще отметить, что обстоятельства личной жизни диктаторов на удивление схожи, будь это семнадцатый или другие века. Жены с ними не живут, с детьми – будь то сыновья или дочери – проблемы, а друзья обманывают или предают…

Сюжет «Царя Максимилиана» классический и стар как мир. Сын восстал на отца и был за то отцом казнен. Итак, православный царь Максимилиан решает жениться на некоей богине, жертвуя ради этого христианской верой. Но его сын, царевич Адольф, остается верным христианином, в силу чего становится страстным обличителем отца. Тогда, видя враждебность сына, Максимилиан решает Адольфа казнить. Палач исполняет свое дело, но после этого кончает с собой… В пьесе также действуют рыцарь барон Брамбеус, Аника-воин и другие персонажи, чьи имена в русском фольклоре живы и сегодня. Помимо названных, в числе действующих лиц драмы значатся Царь Мамай, Священник, Доктор, Афонька-Кузнец, Стражник, Гусар и еще бог весть кто. Обращает на себя внимание такая деталь. Своей поистине винегретной пестротой персональный состав «Царя Максимилиана» поразительно схож с перечнем исполнителей экваториального спектакля! И не диво, если Нептуново представление, игравшееся на кораблях тем же составом, что и «Царь Максимилиан» (а также, как мы узнаем от моряка Афоничева, и «Лодочка», и «Черный Ворон») является производным от последнего, лишь с добавлением других, чисто флотских обрядов.

Что же это за обряды? Тут лучше всего предоставить слово непосредственному участнику событий. Пусть он сам расскажет, что и как было в не столь давнюю пору.

В КУПЕЛЬ!

Линия нашего курса неуклонно сближалась с невидимой чертой, за которой открывалось Южное полушарие. Экватор нам предстояло пересечь в Тихом океане, невдалеке от Гавайских островов, если смотреть в карту – то около сто двадцатого западного меридиана. По достижении нулевой широты «Леонид Соболев», прощаясь с родным севером, дал протяжный гудок, заложил левую циркуляцию и, описав полный круг, лег в дрейф – праздновать событие.

Кто знает, может, так повелось с древних времен или пришло к нам из эпохи первых океанских путешествий и Великих географических открытий, но ритуал пересечения экватора – праздник Нептуна – по сей день отличается обилием варварских обрядов и общей суровой атмосферой посвящения в истинные моряки. О заведенной традиции не раз приходилось слышать, однако увиденное и испытанное на собственной шкуре превзошло все представления.

В полдень одиночный выстрел 45-миллиметровой пушки возвестил прибытие на борт царя морей и тем самым положил начало праздничным мероприятиям, которые развернулись в носовой части судна – на баке. Почтительно встреченный капитаном, Нептун направился к возвышению, где стоял приготовленный трон. Морского владыку сопровождала разноликая свита, куда входили все, кому в данном случае положено: Звездочет, Брадобрей, Лекарь, Русалка и прочие персонажи. В стае размалеванных чертей можно было угадать кого-то из знакомых, но раскрашены и измазаны они были до того искусно, что воспринимались вполне натурально, даже с учетом откровенно бутафорских хвостов, сработанных из распущенных канатов. У ряженых явно чесались руки. Черти еще и потому держали себя столь убедительно, что им перед выходом налили по стакану. Один из этой своры крайне талантливо изображал Деву Соблазнительницу.

Экипаж, и особенно первокрещенцы, – все приготовились к жестокой расправе, примерно догадываясь, что их ждет и что с ними будут делать, а потому из одежды на себе имели одни лишь плавки или темно-синие трусы, так называемые «военно-морские». Долго ждать не пришлось: новообращаемых стали выкликать на эшафот. Вызывали вроде бы по списку, хотя некоторых, первых попавшихся, хватали и так. Тут Глашатай выкликнул и мою фамилию. Черти с визгом набросились на меня, повалили, схватили и, нарочно ударяя мною о палубу, поволокли к лобному месту. На своем троне Нептун восседал не в одиночестве: по правую руку от него размещался капитан корабля, по левую – Русалка. Поскольку последняя по причине бутафорского рыбьего хвоста ходить не могла, то ее вносили и устраивали на насесте черти.

– Кто таков? Какими судьбами оказался в моих владениях? – спросил меня Нептун грозно.

Уж как-то чересчур грозно. Я, признаться, оробел. Не было у меня в тот момент ощущения праздника, веселой шутки или костюмированного бала. Все выглядело очень натурально. Я было попытался как можно вразумительней ответить на царские вопросы. Но меня не слушали, поскольку и вовсе не собирались слушать.

– Ну и что с ним таким делать? – вновь спросил Нептун, но уже не меня.

– Брить! Брить его! Бри-и-и-ть!!! – неистово взвыли черти.

Звездочет пытался строить умное и слегка загадочное, согласно должности, лицо.

– Брить! – словно зная в этом толк, кивнула головой Русалка в ответ на вопросительный взгляд повелителя. Брадобрей взял инвентарь на изготовку. Командир судна тоже вымолвил нечто одобрительное по поводу моего грядущего бритья или просто покачал головой. Похоже, наш капитан тоже чувствовал себя в подобной обстановке не слишком-то уверенно. Во всяком случае, он не без оснований мог опасаться, как бы его самого тут часом не побрили, – так расходились, точнее, уже вошли в раж черти. Брадобрей опустил в логун – алюминиевый корабельный бак – основательно размочаленную палубную швабру и с нескрываемым наслаждением густо «намылил» мне лицо чем-то отчаянно вонючим, серо-зеленым. Вырезанная из фанеры бритва, полуметровой величины, хорошенько отходила меня по щекам и прочим местам, где у мужчины могут расти волосы. Черти при этом настойчиво валили меня на палубу, обильно поливая всяческой грязной жидкой дрянью. Звездочет, несмотря на кажущуюся вроде бы интеллигентность, в заплечном деле усердно пособлял им. Наконец я был окончательно сбит с ног и чертовой сворой оттащен в купель – дощато-брезентовый бассейн, куда насосом нагнеталась свежая тихоокеанская вода.

Ну все! Слава богу! Вынырнув, я уже решил было, что экваториальное крещение мною благополучно пройдено. Дышалось легче. Да, но чем же это намазал мне физиономию Брадобрей? И чем меня облили черти?

Тем временем обстановка, похоже, вышла из-под контроля Нептуна. Поскольку проскрипционные списки подходили к концу, а черти еще всласть не накуражились, они стали хватать кого попало, кто ближе стоит, хоть бы и тех, кто уже был окрещен сегодня или имел охранную грамоту – свидетельство о пересечении экватора в предыдущих плаваниях. Последних ловить, мазать грязью и кидать в бассейн было куда как забавнее. С достоинством, осознавая свою безопасность и неприкосновенность, бывалые поощрительно наблюдали за происходящим спектаклем как почетные зрители, как просоленные мореходы, как матерые волки глядят на возню волчат. Словно по команде черти бросились на них с визгом, измазали, изгадили и побросали не подготовившихся, кто как был, в основном в легких праздничных одеждах, с фотоаппаратами, – туда их, в купель! Слышались возмущенные вопли безвинно пострадавших, отчаянные апелляции к Нептуну и даже к самому «товарищу капитану», но это вызывало только пущее веселье. Смеялся и я. Но, как выяснилось, рано. Несколько преждевременно.

В кульминацию расправы с неприкасаемыми один из чертей, видимо посчитав урок с Брадобреем для меня недостаточным или усвоенным нерадиво, подкравшись сзади, с ловкостью надел мне на голову жестяное ведро. От неожиданности и быстро наступивших последствий я на мгновение утратил равновесие и рухнул на палубу. В этот момент я ничего не понимал и не видел, слышал только массовый громкий неудержимый хохот. Дело в том, что ведро, которое я не сразу-то изловчился снять с головы, было не пустым, а на треть заполненным шаровым суриком, свинцовой корабельной краской. Данная субстанция залила меня всего, попала в нос, в уши, в должном количестве затекла и в рот. По характерному вкусу я теперь понял, что и Брадобрей с помощью швабры, и черти мазали и поливали меня именно этим веществом.

Между тем веселье достигло своего апогея, хотя ситуация переменилась. Претерпевший экваториальные страдания, посвященный в моряки люд принялся ловить чертей и свиту, ставить их на голову, катать по палубе, мазать чем попало (жаль, весь сурик на меня извели) и забрасывать в купель. Накладка вышла лишь с Русалкой. Стянутая искусственным хвостом, она не могла не только ходить, но и плавать, а потому, когда и ее с размаху – на молодецкое «раз-два-три!» – зашвырнули в бассейн, она по-настоящему начала тонуть, взывая о помощи. Смеясь, вытащили ее оттуда, спасли. Напоследок, кряхтя, завалили в купель и крупногабаритного Нептуна.

На бак вынесли солидных размеров ендову с вином и добрым стаканчиком сухого стали причащать каждого вновь обращенного. После этого все принялись очищать свои тела от крестильных отметин. Тяжелее всех досталось почему-то мне. Бог весть, за какие грехи я принял наибольшую дозу палубного красителя. Впрочем, помимо вина, на бак доставили ветошь и бутыли с растворителем. Это хорошо! Я довольно быстро очистил все открытые места тела.

– Ты гляди, елки-палки, тебе же вся краска под плавки стекает, – заметил мой приятель Серега. Ему тоже прилично досталось, и теперь он скоблился рядом со мной, возле одной фляги. Из чистого любопытства я попытался заглянуть под плавки. Они отделялись от тела с трудом: корабельная краска оказалась качественная, оборонного назначения и потому обладала ценным свойством быстро схватываться.

– Да скидывай ты их к чертям, – посоветовал приятель насчет плавок.

Действительно, стесняться некого, и я немедля последовал данному мне совету. Там было ничего не различить. Вся важная средняя часть моего тела представляла собою сплошной серый, уже изрядно затвердевший ком.

– Быстрее мой растворителем. – Серега уже в меньшей степени был озабочен собой. – Лей, не жалей, а то сейчас все вообще окаменеет и ты это дело зубилом не возьмешь.

Перспектива зубила стимулировала повышенную активность. Минут через двадцать все было в более или менее исходном виде. Несмотря на это, я не поленился сходить в форпик к боцманам и для верности выклянчил у них еще и полулитровую бутылку бензина и с его использованием как следует вымылся под душем. Но все равно еще долго потягивало от меня олифой, политурой, бензином, ацетоном и прочими летучими компонентами, образующими высококачественные лакокрасочные материалы. Еще и через десять, и через двадцать дней, в Кальяо, и даже в Гуаякиле, я нет-нет да и находил в каком-нибудь укромном уголке собственного тела родимые отметины экваториальных торжеств.

В тот же день новопосвященным морякам были выписаны дипломы – скромные картонки, украшенные изображениями вооруженного трезубцем бородатого Нептуна, силуэтами ракетного крейсера и атомной подводной лодки; на переднем плане две раскидистые пальмы. Данным документом удостоверялось и посвящение в морские души, и, что важно, принятие соленой купели. Про то, что предшествовало «принятию», в дипломе умалчивалось. Но главное, судя по подписи, античный бог морей оказался русским и, может, даже марксистом-атеистом – причем из заядлых.